Как живут люди после перелома позвоночника
Думаю, друзья нашего блога заметили, что я пропала из его жизни почти на месяц. Неудачное падение, и я оказалась в больнице с переломом позвоночника. Операция позади, теперь моя жизнь сильно изменилось. Я учусь многим вещам заново. Я очень боялась, что буду вынуждена полностью отказаться от привычного образа жизни. Но мой муж и мое желание сохранить то, что я так люблю, помогли лишь скорректировать то, что было привычно и любимо. Мне удалось сохранить и любимую работу, и путешествия.
Фото из Испании. Путь Сантьяго. Полгода назад.
Я желаю никому не оказаться в такой ситуации, как я. Мой текст скорее адресован тем, кто введет запрос «как жить после перелома позвоночника» в поисковых системах. Как это искала я месяц назад. И не находила ответа. Меня мало волновало то, что обычно спрашивали на форумах девушки, перенесшие травму: мне не важно, когда я смогу носить каблуки. Меня, с моим активным, а не офисно-домашне-клубным образом жизни волновали совершенно иные вещи. Например, рюкзак. До операции врач говорил, что рюкзак я носить смогу через некоторое время. Но процедура прошла не так успешно, как хотелось бы. Виной — врожденная аномалия одного из позвонков. Так что рюкзак откладывается для меня на пару лет.
Для меня это был шок. Ведь рюкзак для меня — это не только походы, но и работа. В любимом рюкзаке kata t-214 я носила свое фотооборудование. А оно в привычно-необходимой для меня комплектации превышает тот вес, что я могу носить. На выручку пришла поясная разгрузочная система Thinktank Photo. Теперь все необходимое распределено на разгрузочном поясе и не нагружает позвоночник. Вот эта система на фотографии. Подробнее о ней можно почитать на моем сайте, посвященном фотографии.
Вторая сложность: мой 5D MkII тоже нелегкий, особенно в сочетании с хорошим объективом. Тут меня выручает приобретенный незадолго до травмы штатив, трансформирующийся в монопод. А еще монопод — это трость. Она тоже сильно облегчает жизнь. (На фото выше я с трекинговой палкой). Трость нужна не столько для того, чтобы постоянно на нее опираться, сколько чтобы проверить скользкая дорога или нет, спуститься с бордюра. И самое главное, обозначить, что у меня травма, а не просто так я медленно и важно вышагиваю. С тростью я получаю гораздо меньше тычков от прохожих, а это важно.
nord_tramper: компрессионный перелом позвоночника прям «профессиональный» для парапланеристов. Мой тренер говорил мне во время обучения, что парапланеристы делятся на две категории — те, у кого он уже был и те, у кого еще будет… Ну и в целом эта травма нередко встречается у людей, занимающихся всяческим экстримом.
Многие не верят, что пару недель назад я перенесла операцию на позвоночнике. Да, мне тяжело даются некоторые вещи, но я делаю все возможное для быстрой реабилитации. В больнице мне достался самый жесткий и требовательный инструктор по гимнастике. Многие пациенты, с которыми он занимался, просили заменить инструктора. Я — нет. Я делала все упражнения что он давал. Поначалу это было очень больно. Иногда казалось, что что-то в спине рвется. Я терпела. Иногда инструктор говорил, что я что-то не смогу сделать физически, но в принципе это возможно. Я упиралась, но делала. Через пару дней я смогла достаточно быстро ходить. Еще через пару дней я смогла прогибаться назад почти так же, как и раньше. Теперь я делаю гимнастику каждый день. Никогда бы не подумала, что у меня хватит на это терпения. Зато я не испытываю болей в мышцах, хотя врачи в поликлинике настойчиво убеждают, что они должны быть.
Один из самых сложных моментов: теперь я не могу сидеть. Этот запрет действует пару месяцев после операции, так как в этом положении оказывается очень большая нагрузка на позвоночник. Так что ездить на машине я могу только лежа на заднем сиденье. Но могу же! А значит поездки по интересным местам никто не отменял!
Чтобы я могла по прежнему ощущать, что еду на штурманском месте, Никита закрепил на подголовнике моего сидения камеру GoPro, а она по wi-fi передает изображение на мой планшет. Я по прежнему штурман, даю советы как лучше ехать, смотрю карты.
На шашлычных встречах с друзьями, я буду теперь изображать из себя римского патриция и вкушать пищу лежа на принадлежавшей еще моей маме, компактной раскладушке. Так что и у костра посидеть полежать я могу.
А еще друзья регулярно приезжают, чтобы прогуляться со мной. Это очень здорово поддерживает. Спасибо вам за это! За все, что вы для меня сделали! Вот одна из фотографий с таких прогулок.
Я получала много смс-ок поддержки от друзей. Правда, на часть на них ответить не получилось, так как при первом посещении поликлиники после выписки из больницы у меня украли сотовый. Но карточку я восстановила, так что снова на связи.
Несмотря на больничный и сложности, я стараюсь продолжать работать. Сидеть мне, как я уже говорила, нельзя, поэтому работаю стоя. Ноутбук мне Никита ставит на древнюю высокую тумбочку перед уходом на работу. Так и работаю, с перерывами, так как все же достаточно быстро устаю. Но, главное, что возможность продолжать заниматься любимым делом у меня есть.
К сожалению, я несколько выпала из блогожизни. Читаю новые посты друзей я лежа, с планшета. А вот комментировать так очень неудобно, извините. Ну ничего, еще поднаберусь сил и моего времени проводимого за ноутбуком станет хватать и на это.
Если кто-то набрел на этот пост ища что же ему делать в похожей на мою ситуации, то сразу скажу: все что я делаю, мне разрешил врач. Нельзя пытаться делать что-то, что запрещено. Например, очень сильно может отличаться время сколько нельзя присаживаться, корсет может быть иной, допустимые физические нагрузки и так далее.
nord_tramper: теперь мы временно перешли на поездки по «цивильным» местам, недалеко от Москвы, начинаем дообуродование нашего внедорожника и квартиры (заодно с ремонтом) ???? и мечтаем о возвращении к прежнему ритму жизни.
С прошлого года у нас скопилась пачка неопубликованных отчетов — так что для наших читателей ничего не изменится, нам есть о чем писать ????
И, конечно, будьте здоровы и цените то, что имеете!
Понравилась статья? Будет много интересного! Подпишитесь на обновления:
Источник
Самое скучное на свете, как говорила Ахматова, чужой блуд и чужие сны. Я бы еще добавила: и чужие болезни. А теперь обо всем подробнее.
ЧП под Вязьмой
Я — не Тина Канделаки и не мчалась в Ниццу на «Феррари» с олигархом. С нашей аварией все прозаичнее. Курс соседского рубля так заколебался и достал родных в Белоруссии, что я взяла на пару дней отпуск, и мы ранним сентябрьским утром выехали к родителям и их сиделкам со всякой помощью.
ДТП случилось под Вязьмой в полдевятого утра. У мужа Сережи — царапина (был пристегнут). Я спала на заднем сиденье, чтобы сменить его за рулем — перелом позвоночника. Как потом вздохнет врач: «Удачный».
Попробовала сесть, не получилось. Машина — в лепешку, но моя задняя дверь чудом открылась. Полиция и «скорая» приехали быстро. Начался разбор полетов и заполнение протоколов. Меня как-то перетащили на носилки. Первая неловкость — за свой вес: шестьдесят кг с хвостиком, им ведь тяжело.
Повидавшая жизнь-нежизнь «карета» довезла до приемного покоя районной больницы. Женщина-фельдшер кладет на живот мою сумку, предварительно проверив, что я в сознании, и уезжает на следующий вызов. Зябко в коридоре. Пахнет сквозняком и ремонтом.
Громкие санитарки повезли на раздачу овсяную кашу — лучший завтрак во всех больницах.
Хочется закрыть глаза и ни о чем не думать. Первое испытание — меня, как куль с мукой, кто-то как-то перекатывает на холодный рентгеновский стол. И обратно.
Голос сообщает диагноз и просит собрать ходячих, чтобы поднять больную на второй этаж. Это значит, меня. Лифт тут только числится лифтом, но не работает.
Полечу на трамвае
В палате — две соседки. Сокамерницы. Одна, молодая, «кустодиевская мамаша», со сломанной ногой бойко обращается с костылями. Вторая, бывшая очень интеллигентная женщина с короткой седой стрижкой и свежими швами на голове («это мой сожитель побил»), к счастью, на ногах. Хитрованистый мозг прикидывает: если что, эта подаст или позовет.
Теперь надо собраться с силами и взять в руки телефон. Сын уже выехал из Москвы, Сережа позвонил ему первому…
Сказать уверенным голосом маме: все хорошо, но сломалась электрика в машине, сейчас нас тащат обратно в Москву. Так что не ждите к ужину. Но на днях передадим все, что надо… В ближайшее время теперь вряд ли смогу приехать: в России, ты же знаешь, серьезные выборы.
Потом надо позвонить на работу и весело протараторить: я тут пару деньков в Вязьме поваляюсь, вы уж там пока без меня…
Заходит палатный врач: вот адрес ортопедического салона в Москве, ваши родственники должны немедленно купить корсет и привезти его сюда. Как минимум неделю нельзя шевелиться, а там видно будет. Ни о каком переезде в Москву не может быть и речи. Надо посмотреть, что еще выстрелит, когда шок пройдет.
Неделю — так неделю
Вскоре у кровати объявился следователь Игорь и стал восстанавливать картину аварии с моих слов. Потом вдруг перешел на шепот. Я плохо слышу, опять провалилась в никуда. Но такое слышать надо: «Немедленно отсюда уезжайте. На моем участке за сутки бывают в среднем две крупные аварии. Я всем говорю, нельзя при международной трассе держать такую бедную больницу, где, кроме рентгена и анальгина, ничего нет». Потом уже нормальным голосом: «Скоро приедет из милиции ваш муж».
Тут до меня стало доходить, что так не пронесет и надо собраться с духом и позвонить главному редактору. Что таить, у «Российской газеты» — мощный ресурс, уникальный медицинский обозреватель Ирина Григорьевна Краснопольская и совершенно потрясающие по чуткости коллеги-друзья-начальники. Они немедленно развили бурную деятельность и стали решать, как доставить нетранспортабельную меня в Москву. Может, вертолетом? Уточнила, во сколько это обойдется. 5 тысяч долларов?! Ни за что! Ни редакцию, ни семью разорять не будем. За такие деньги лучше на трамвае до Москвы поеду. Потом мой случай, кажется, не смертельный. Я же живая.
Через несколько минут бодрых разговоров опять все стало все равно. В придачу никак не могу устроить голову на подушке, мешают шейные боли.
Два банана до зарплаты
Сквозь дрему слышу телефонный разговор молодой мамы с мужем, который остался дома с годовалым ребенком: «Ты почему только два банана ему купил? Надо было три. Я с Наташей с пятого этажа договорилась, она одолжит нам тысячу рублей до конца месяца».
Бывшая питерская, хорошо отмытая, с прекрасной речью соседка начала жалеть, что не может оставить никому свой адрес, потому что не знает, где будет. Завтра ей привезут в палату телевизор. Ого, мелькнула в голове. Потому что телевизору тоже негде жить, добавила она… Ее мечта: когда выйдет из больницы, непременно купит сто граммов сырокопченой колбасы.
Стала вспоминать, а где же моя сумка? И как я должна дать денег этим женщинам, чтобы не обидеть их. А как только появится в палате муж или сын, пусть идут и немедленно покупают колбасу. У человека ведь одна-единственная мечта!
А я ведь до зарплаты уже не одалживаю тысячу и давно не смотрю в кошелек перед тем, как купить бананы. Мне хотелось их всех вместе с больницей удочерить, усыновить, помочь. И не только их.
Самое печальное объявление года я прочитала минувшим летом в ста километрах от Москвы в Талдомской районной газете, которое ставит безнадежный диагноз обществу и его ценностям лучше любого социолога.
Вакансии центра занятости: Водитель погрузчика — 20 000; Врач — 9395 — 20 000; Зав.складом — 25 000; Подсобный рабочий — 10 000 — 20 000 Специалист по кадрам — 40 000…
Это же как надо умудриться поменять клеммы с плюса на минус, чтобы требующий огромных знаний, вечной ответственности за чужую жизнь труд врача стоил столько же, сколько и подсобного рабочего, куда часто и бомжей берут?
Пришла медсестра, сделала обезболивающий укол. Доктор еще раз напомнил про корсет… Дался ему этот корсет: когда я еще встану… Нянечка принесла суп на обед и рассказала, что она ни за что не работала бы за несколько тысяч, но тут поесть можно да еще больные что-нибудь подбросят.
В эту минуту до меня стало доходить, что даже воду выпить, не поднимая головы, для меня проблема — могу только как младенец — через соску… Когда я косым глазом увидела цвет судна под соседней кроватью, мне показалось, что лучше я умру, чем прикоснусь к чему-то подобному.
Вскоре объявились мои мужчины и пошли с большим списком в аптеку и в магазин.
Все, что мы везли родителям в Белоруссию, изъятое из разбитой машины, с легкой душой оставили в Вязьме.
Болезнь — это тоже жизнь
На следующий день из Москвы за мной пришла «скорая помощь».
Это было красивое явление столичных докторов (лучших отправили!) в мою обездоленную Вяземскую центральную больницу. Владимир Иванович вместе с фельдшером Сашей ловко упаковали меня на вакуумные носилки (тут таких и не видели), профессионально с водителем снесли с лестницы.
И когда мы 200 километров мчались с сиреной в Москву, ясно представляла, что так же, наверное, люди лежат в гробу, скрестив руки на животе, успокоившись, освободившись от всех и от всего. Не надо просыпаться, успевать, отчитываться, отвечать, жюрить, любить, беспокоиться, заботиться, соответствовать, стремиться… Думать — в конце концов. Люди, как листья на деревьях, осенью упали, весной новые появятся.
Наконец-то, я поняла своего хорошего знакомого отца Иоанна, который минувшей весной прислал мне из Института Вишневского невероятную SMS-ку: «Жду операцию, пребываю в состоянии счастья». Потом при встрече пояснил: «Представьте, Бог вас положил на операционный стол, как на верстак, и решил руками хирурга усовершенствовать». Болезнь — это тоже жизнь. Нельзя полагать: вот выздоровею, тогда начну жить.
Хорошо, что это случилось со мной, а не с кем-то из моих близких. Я сильная, я все перенесу. Правда, говорят, любую боль можно перенести, если она чужая.
Пришло облегчение — наконец-то, ЭТО случилось.
Я отношу себя к материалистам, всегда ближе точка зрения нобелевского лауреата Виталия Гинзбурга, чем чья-то иная, но я уже жила ожиданием беды.
У меня по несколько лет всегда буйствовали без пересадки орхидеи в кабинете, летом они все опустили уши и отказались больше цвести. В ночь, когда мы выезжали в дорогу, увидела сон и помню его как явь. Я всю жизнь во сне летала-парила. Тут — серый день, невидимая сила отрывает меня от земли и несет высоко, под облака. Мне абсолютно не страшно и покойно. На пути попадается одна-единственная зеленая яблоня и останавливает вознесение своими ветками. Неосязаемый кто-то возвращает меня на бабушкин двор, но не опускает совсем на землю. А я просыпаюсь с мыслью: интересно, а что со мной будет дальше?..
Дальше был Институт скорой помощи имени Склифосовского.
Сотрудничаю со следствием
Я всю дорогу уверяла доктора со «скорой» и его начальство в ЦКБ, Ирину Аскольдовну Егорову, что меня надо везти именно в Склиф, что меня там ждут.
В приемном покое меня не ждали и оформили как самотек. Слишком много людей принимали участие в моей судьбе. Вернее, ждали в нейрохирургии, а мы обратились в травматологию.
Тем чище оказался эксперимент.
Приемный покой Склифа произвел впечатление. Как в хорошем западном фильме, меня на каталке перевозили от одного прибора к другому, от одного специалиста к другому: рентген, компьютерная томография, УЗИ (повреждения внутренних органов — нет, есть камни в желчном пузыре; я об этом знаю ровно столько лет, сколько существует УЗИ) . ЭКГ — сердце в порядке. Только пару раз услышала: вам категорически 10 месяцев нельзя употреблять ни капли спиртного. И все время хотелось сказать: ладно, без проблем, но почему нельзя? Наконец-то, до меня дошло, что эти слова говорят следующему за мной по маршруту «нетрезвому побитому мужичонке, подобранному на улице», подсказал «мой водитель» санитар Володя.
Наконец-то, все звонки и просьбы срослись, я догадалась об этом, когда к моей каталке подошла целая группа врачей во главе с директором Анзором Хубутия. Я зачем-то много говорила, будто стремилась доказать, что мне не отшибло память. При этом не могла выдавить из себя никакую жалобу на состояние здоровья. Все хорошо. Я живая. Вы же видите. Сделала полушутливое заявление: в юриспруденции есть понятие — сотрудничать со следствием, чтобы скостить срок. Обязуюсь сотрудничать с медицинской бригадой, чтобы скостить свой срок на больничной койке.
Встань и иди
А потом настал час правды. Я осталась наедине с нейрохирургом Андреем Гринем. Вечер пятницы, значит, его откуда-то вызвонили друзья, Людмила Ивановна Швецова, чтобы на случай операции именно он взялся за работу.
— При вашем осложненном компрессионном переломе первого поясничного позвонка ситуация 50 на 50. Можно делать операцию, а можно попробовать и без. Я бы себе не делал, сам бы справился.
И я справлюсь, думаю про себя. Зря, что ли, многие годы вместо обеда бегаю на йогу в фитнес-клуб.
— Я студентам говорю: если не задет спинной мозг, мы пациента непременно поставим на ноги. У меня есть летчик, который после перелома по-прежнему летает… Я завтра к вам еще зайду.
Полушутливый вопрос Гриня: «Сжимать зубы от боли умеете?». Такой же ответ: а какая женщина не умеет этого. А дальше невероятное: » Я вам покажу, как надо вставать»
Меня подняли на пятый этаж в отделение нейрохирургии к Олегу Валерьевичу Левченко, поместили в отдельную палату (жизнь компенсировала Вязьму) рядом с постом медицинской сестры. Уговорила мужа пойти домой и поспать хоть первую ночь и прийти рано утром умыть меня.
Суббота. Андрей Гринь должен улетать на Сахалин читать лекции коллегам, но перед отлетом, как и обещал, заходит ко мне.
Полушутливый вопрос: «Сжимать зубы от боли умеете?». Такой же ответ: а какая женщина не умеет этого.
А дальше — невероятное: — Я вам сейчас покажу, как надо вставать.
— Но все другие врачи говорят, что месяц не надо этого делать, — на всякий случай информирую я главного нейрохирурга Москвы. — А тут только третий день.
— А вы при них этого и не делайте, — не возражает Гринь.
Как я благодарна Андрею Анатольевичу за тот подъем с поворотом на живот, буквой «Г» сползая на пол… Я смогу обходиться без сиделки!
Потом он так же весело показал несколько упражнений на вытяжку, повиснув тут же на двери…
С понедельника ко мне стала приходить Галина Владимировна и учить шевелить сначала пальцами ног, кистями рук. Я ведь никому из них не могла сказать, что втихаря встаю, держась за стенку.
Как Ельцин работал с документами, так я начала работать со своим телом, включая мозги.
Не скажу, где наш партизанский отряд
Чтобы жить было веселее, уговорила заодно удалить мне и желчный пузырь с камнями (все равно без дела лежу, а то когда еще у меня в жизни найдется для этого время). Меня перевели во вторую хирургию, и Луцык Константин Николаевич с Зиняковым Сергеем Александровичем сделали все изящно методом лапароскопии. Правда, опять пришлось потерпеть. А, одной болью больше… (через два месяца в Германии профессор Вольфганг Келлинг — его дядя как раз изобрел этот метод — будет стараться запомнить фамилию Лу-цык, впечатленный качеством работы московского хирурга).
На 18-й день я выписывалась из Склифа, и, естественно, встал вопрос благодарности. Повезло придумать: вместе с моими друзьями из белорусского посольства и ресторана мы устроили фестиваль белорусской еды. Два отделения на обед пробовали драники и колбаски, запивали березовым соком, а знаменитую зубровку оставили на новогодний корпоратив. В институте — ни-ни спиртного. Что, впрочем, сильно радует.
Дальше меня «повели» уже в поликлинике травматолог Анастасия Александровна Буслаева и еще один Андрей Анатольевич (сразу отметила, не зря тезка талантливого Гриня) — Балашов, заведующий неврологическим отделением.
Мне три жизни теперь надо прожить, чтобы отблагодарить всех людей — друзей, коллег, врачей, родных, которые меня во всех смыслах ставили на ноги.
На деликатный вопрос, когда выйдешь на работу, отшучивалась: когда сяду, тогда и выйду. При переломе позвоночника где-то после четырех месяцев можно без опаски садиться. Так как я живу «по Гриню», то пробую делать это раньше.
Потом был реабилитационный центр имени Герцена в Кубинке, где свежий воздух, диета, бассейн и лечебная физкультура продолжили вершить доброе дело. Я смогла там наклониться и натянуть сапог на ногу! Еще одна победа и степень независимости.
Когда же мне стали делать массаж спины и шеи, я вынуждена была сделать заявление: «Все равно не скажу, где находится наш партизанский отряд».
Вообще реабилитация и физиотерапия — это отдельная песня.
В силу сложившихся дальнейших обстоятельств она прозвучала для меня на немецком языке.
Но об этом — в следующий раз.
Цифры и факты
Самое печальное объявление года я прочитала минувшим летом в ста километрах от Москвы в Талдомской районной газете, которое ставит безнадежный диагноз обществу и его ценностям лучше любого социолога.
Вакансии центра занятости:
Водитель погрузчика — 20 000;
Врач — 9.395 — 20 000;
Зав.складом — 25 000;
Подсобный рабочий — 10 000 — 20 000
Специалист по кадрам — 40 000…
Акцент
Полушутливый вопрос Гриня: «Сжимать зубы от боли умеете?». Такой же ответ: а какая женщина не умеет этого. А дальше невероятное: » Я вам покажу, как надо вставать»
Источник