Маяковский флейта позвоночник о чем поэма

Любовь… Это волшебное чувство наполняет жизнь смыслом, вдохновляет на подвиги, дарит силы жить. Тема любви в русской литературе – одна из основных. У каждого писателя существует свое мнение на эту тему. Одни описывают любовь как самое прекрасное чувство, дарящее счастье и радость, а другие считают, что любовь – это страдание и муки. Именно Владимир Владимирович Маяковский размышляет о несчастной любви.

Наши эксперты могут проверить Ваше сочинение по критериям ЕГЭ
ОТПРАВИТЬ НА ПРОВЕРКУ

Эксперты сайта Критика24.ру
Учителя ведущих школ и действующие эксперты Министерства просвещения Российской Федерации.

Как стать экспертом?

В жизни и в творчестве внешне грубого, но ранимого в душе Маяковского любовь занимала не последнее место. Но, к сожалению, поэту не везло в любви: его отношения с женщинами складывались довольно сложно и часто заканчивались трагически, а роман с Лилей Брик, главной женщиной в жизни Маяковского, привел его к самоубийству. С юной журналисткой Владимир Маяковский познакомился в 1915 году, и с тех пор его жизнь полностью изменилась. Маяковский предлагал замужней Лиле Брик развестись и узаконить отношения с ним, но получил отказ. Свои переживания от неразделенной любви Маяковский выразил в поэме «Флейта-позвоночник».

На мой взгляд, Маяковский называет поэму «Флейта-позвоночник» неслучайно. Флейта – это духовой музыкальный инструмент, который в древности использовали для исполнения песнопений в честь жертвоприношений. Позвоночник же – это главная часть скелета, без которого жизнь человека немыслима. Таким образом, уже в названии Маяковский показывает, что любовь – очень важное для него чувство, без которого он не видит смысла жизни. Поэт раздирает свое тело, выставляет душу и сердце напоказ, играя на флейте-позвоночнике. Он полностью отдается чувствам, несмотря на испытываемую боль и отчаяние, жертвует собой во имя любви: «Я сегодня буду играть на флейте.// На собственном позвоночнике».

«Флейту-позвоночник» можно считать автобиографичной поэмой, так как лирическим героем является сам Владимир Маяковский, возлюбленной – Лилия Брик, а «настоящим мужем» — Осип Брик.

После отказа возлюбленной на предложение выйти замуж поэт в образе главного лирического героя рассуждает «Не поставить ли лучше точку пули в своем конце?». Так, автор говорит о том, что жизнь без Лили Брик ему не нужна и он готов совершить самоубийство. Герой собирается «на всякий случай дать прощальный концерт». С первых строк становится понятно, что любовь для лирического героя – это не радостное событие, а чувство, приносящее ему боль.

В первой части поэмы Владимир Маяковский говорит о «празднике нарядных черпал и черпал»: повсюду веселье, но ему «самому на праздник выйти не с кем», что подчеркивает одиночество героя. Здесь же Маяковский пишет о своем отношении к Богу («Вот я богохулил.//Орал, что бога нет»). По мнению поэта, именно Бог «вывел и велел: люби!», но в наказание за неверие превратил прекрасное чувство в проклятие и тяжелый крест для поэта. Любовь лирического героя не может быть счастливой из-за «настоящего мужа», который вызывает в поэте бурю ревности. Маяковскому тяжело делить любимую женщину с другим:

«А я вместо этого до утра раннего

в ужасе, что тебя любить увели,

метался

и крики в строчки выгранивал,

уже наполовину сумасшедший ювелир.»

Поэт в крике отчаяния обращается к Богу с мольбой убрать «проклятую ту, которую сделал моей любимою».

Во второй части автор пишет, что любовь сопровождают людей всегда:

«Даже если,

от крови качающийся, как Бахус,

пьяный бой идет –

слова любви и тогда не ветхи» .

Вот и поэт поёт «накрашенную, рыжую». Он живет ради возлюбленной и ради неё готов вынести любую участь. Маяковский пишет, что, будучи царем, велел бы народу вычеканить личико любимой женщины на золоте монет, а, находясь на каторге, выцарапал бы на цепи «имя Лилино». Для того, чтобы наиболее точно показать свои чувства, поэт использует выразительные средства. Например, с помощью гипербол передана вся мощь любви лирического героя поэмы:

«Короной кончу?

Святой Еленой?

Буре жизни оседлав валы,

я — равный кандидат

и на царя вселенной

и на кандалы».

Муки любви для поэта подобны мукам больного:

«Это, может быть, последняя в мире любовь

выразилась румянцем чахоточного».

Сравнение говорит об одержимости Маяковского любовью Лили Брик, его чувства похожи на болезнь.

В третьей части поэт снова подчеркивает, что его любимая женщина принадлежит другому («Сегодня, только вошёл к вам,//почувствовал -// в доме неладно»). На вопрос гостя рада ли лирическая героиня его видеть, девушка произносит холодное «очень». Чувствуя безразличие возлюбленной, поэт впадает в отчаяние и лихорадку. Лирический герой хочет, чтобы его любовь была взаимной, но он не в силах заставить девушку испытать ответные чувства. Здесь же Маяковский рассуждает о том, что любовь между ним и Лилей Брик умерла:

«Послушай,

все равно

не спрячешь трупа.

Страшное слово на голову лавь!

Все равно

твой каждый мускул

как в рупор

трубит:

умерла, умерла, умерла!»

Сравнивая глаза возлюбленной с двумя могилами, автор хочет сказать, что лирическая героиня больше не любит его: в ее взгляде больше нет былой страсти, глаза пусты, бесчувственны и безразличны. На то, что любовь погибла указывают и эпитеты «покаянными губами», «высеченный монастырь». В финале поэмы Маяковский в образе лирического героя остается с обокраденным сердцем, у него не остается ничего, кроме стихов, поэтому он «гвоздями слов прибит к бумаге».

Посмотреть все сочинения без рекламы можно в нашем

Чтобы вывести это сочинение введите команду /id45133

Источник

За всех вас,
которые нравились или нравятся,
хранимых иконами у души в пещере,
как чашу вина в застольной здравице,
подъемлю стихами наполненный череп.

Все чаще думаю —
не поставить ли лучше
точку пули в своем конце.
Сегодня я
на всякий случай
даю прощальный концерт.

Память!
Собери у мозга в зале
любимых неисчерпаемые очереди.
Смех из глаз в глаза лей.
Былыми свадьбами ночь ряди.
Из тела в тело веселье лейте.
Пусть не забудется ночь никем.
Я сегодня буду играть на флейте.
На собственном позвоночнике.

Версты улиц взмахами шагов мну.
Куда уйду я, этот ад тая!
Какому небесному Гофману
выдумалась ты, проклятая?!

Буре веселья улицы узки.
Праздник нарядных черпал и черпал.
Думаю.
Мысли, крови сгустки,
больные и запекшиеся, лезут из черепа.

Бог доволен.
Под небом в круче
измученный человек одичал и вымер.
Бог потирает ладони ручек.
Думает бог:
погоди, Владимир!
Это ему, ему же,
чтоб не догадался, кто ты,
выдумалось дать тебе настоящего мужа
и на рояль положить человечьи ноты.
Если вдруг подкрасться к двери спаленной,
перекрестить над вами стёганье одеялово,
знаю —
запахнет шерстью паленной,
и серой издымится мясо дьявола.
А я вместо этого до утра раннего
в ужасе, что тебя любить увели,
метался
и крики в строчки выгранивал,
уже наполовину сумасшедший ювелир.
В карты бы играть!
В вино
выполоскать горло сердцу изоханному.

Не надо тебя!
Не хочу!
Все равно
я знаю,
я скоро сдохну.

Рот зажму.
Крик ни один им
не выпущу из искусанных губ я.
Привяжи меня к кометам, как к хвостам
лошадиным,
и вымчи,
рвя о звездные зубья.
Или вот что:
когда душа моя выселится,
выйдет на суд твой,
выхмурясь тупенько,
ты,
Млечный Путь перекинув виселицей,
возьми и вздерни меня, преступника.
Делай что хочешь.
Хочешь, четвертуй.
Я сам тебе, праведный, руки вымою.
Только —
слышишь! —
убери проклятую ту,
которую сделал моей любимою!

Версты улиц взмахами шагов мну.
Куда я денусь, этот ад тая!
Какому небесному Гофману
выдумалась ты, проклятая?!

И небо,
в дымах забывшее, что голубо,
и тучи, ободранные беженцы точно,
вызарю в мою последнюю любовь,
яркую, как румянец у чахоточного.

Радостью покрою рев
скопа
забывших о доме и уюте.
Люди,
слушайте!
Вылезьте из окопов.
После довоюете.

Даже если,
от крови качающийся, как Бахус,
пьяный бой идет —
слова любви и тогда не ветхи.
Милые немцы!
Я знаю,
на губах у вас
гётевская Гретхен.
Француз,
улыбаясь, на штыке мрет,
с улыбкой разбивается подстреленный авиатор,
если вспомнят
в поцелуе рот
твой, Травиата.

Но мне не до розовой мякоти,
которую столетия выжуют.
Сегодня к новым ногам лягте!
Тебя пою,
накрашенную,
рыжую.

Может быть, от дней этих,
жутких, как штыков острия,
когда столетия выбелят бороду,
останемся только
ты
и я,
бросающийся за тобой от города к городу.

Будешь за море отдана,
спрячешься у ночи в норе —
я в тебя вцелую сквозь туманы Лондона
огненные губы фонарей.

В зное пустыни вытянешь караваны,
где львы начеку,-
тебе
под пылью, ветром рваной,
положу Сахарой горящую щеку.

Улыбку в губы вложишь,
смотришь —
тореадор хорош как!
И вдруг я
ревность метну в ложи
мрущим глазом быка.

Вынесешь на мост шаг рассеянный —
думать,
хорошо внизу бы.
Это я
под мостом разлился Сеной,
зову,
скалю гнилые зубы.
С другим зажгешь в огне рысаков
Стрелку или Сокольники.

Это я, взобравшись туда высоко,
луной томлю, ждущий и голенький.
Сильный,
понадоблюсь им я —
велят:
себя на войне убей!
Последним будет
твое имя,
запекшееся на выдранной ядром губе.

Короной кончу?
Святой Еленой?
Буре жизни оседлав валы,
я — равный кандидат
и на царя вселенной,
и на
кандалы.

Быть царем назначено мне —
твое личико
на солнечном золоте моих монет
велю народу:
вычекань!
А там,
где тундрой мир вылинял,
где с северным ветром ведет река торги,-
на цепь нацарапаю имя Лилино
и цепь исцелую во мраке каторги.

Слушайте ж, забывшие, что небо голубо,
выщетинившиеся,
звери точно!
Это, может быть,
последняя в мире любовь
вызарилась румянцем чахоточного.

Забуду год, день, число.
Запрусь одинокий с листом бумаги я.
Творись, просветленных страданием слов
нечеловечья магия!

Сегодня, только вошел к вам,
почувствовал —
в доме неладно.
Ты что-то таила в шелковом платье,
и ширился в воздухе запах ладана.
Рада?
Холодное
«очень».
Смятеньем разбита разума ограда.
Я отчаянье громозжу, горящ и лихорадочен.

Послушай,
все равно
не спрячешь трупа.
Страшное слово на голову лавь!
Все равно
твой каждый мускул
как в рупор
трубит:
умерла, умерла, умерла!
Нет,
ответь.
Не лги!
(Как я такой уйду назад?)

Ямами двух могил
вырылись в лице твоем глаза.

Могилы глубятся.
Нету дна там.
Кажется,
рухну с помоста дней.
Я душу над пропастью натянул канатом,
жонглируя словами, закачался над ней.

Знаю,
любовь его износила уже.
Скуку угадываю по стольким признакам.
Вымолоди себя в моей душе.
Празднику тела сердце вызнакомь.

Знаю,
каждый за женщину платит.
Ничего,
если пока
тебя вместо шика парижских платьев
одену в дым табака.
Любовь мою,
как апостол во время оно,
по тысяче тысяч разнесу дорог.
Тебе в веках уготована корона,
а в короне слова мои —
радугой судорог.

Как слоны стопудовыми играми
завершали победу Пиррову,
Я поступью гения мозг твой выгромил.
Напрасно.
Тебя не вырву.

Радуйся,
радуйся,
ты доконала!
Теперь
такая тоска,
что только б добежать до канала
и голову сунуть воде в оскал.

Губы дала.
Как ты груба ими.
Прикоснулся и остыл.
Будто целую покаянными губами
в холодных скалах высеченный монастырь.

Захлопали
двери.
Вошел он,
весельем улиц орошен.
Я
как надвое раскололся в вопле,
Крикнул ему:
«Хорошо!
Уйду!
Хорошо!
Твоя останется.
Тряпок нашей ей,
робкие крылья в шелках зажирели б.
Смотри, не уплыла б.
Камнем на шее
навесь жене жемчуга ожерелий!»

Ох, эта
ночь!
Отчаянье стягивал туже и туже сам.
От плача моего и хохота
морда комнаты выкосилась ужасом.

И видением вставал унесенный от тебя лик,
глазами вызарила ты на ковре его,
будто вымечтал какой-то новый Бялик
ослепительную царицу Сиона евреева.

В муке
перед той, которую отдал,
коленопреклоненный выник.
Король Альберт,
все города
отдавший,
рядом со мной задаренный именинник.

Вызолачивайтесь в солнце, цветы и травы!
Весеньтесь жизни всех стихий!
Я хочу одной отравы —
пить и пить стихи.

Сердце обокравшая,
всего его лишив,
вымучившая душу в бреду мою,
прими мой дар, дорогая,
больше я, может быть, ничего не придумаю.

В праздник красьте сегодняшнее число.
Творись,
распятью равная магия.
Видите —
гвоздями слов
прибит к бумаге я.

Анализ поэмы «Флейта-позвоночник» Маяковского

В. Маяковский всегда воспринимался в обществе в качестве дерзкого и вызывающего хулигана. Созданный им самим образ, казалось бы, перечеркивал саму возможность возникновения чистого и светлого чувства. Тем не менее поэт все жизнь страдал от неразделенной любви к Л. Брик. В момент знакомства женщина уже была замужем, но это нисколько ей не мешало. Лиля придерживалась достаточно свободных взглядов на любовные отношения. Роман с Маяковским она считала просто очередным незначительным увлечением. Поэт же впервые был вынужден признать, что полностью поглощен страстью. «Любовный треугольник» стал неизменной темой для обсуждения в обществе. Поэт знал, что над ним смеются, и сходил с ума от ревности. Он посвятил Л. Брик большое количество стихотворений, одно из них – «Флейта-позвоночник» (1915 г.).

В «Прологе» Маяковский произносит символический тост за всех женщин. Он намекает о своем возможном самоубийстве («поставить… точку пули») и предупреждает, что произведение может стать «прощальным концертом».

Автор поражен своим состоянием. Ведь он всегда отрицал высокие чувства, считал, что ему подвластен весь мир, не признавал Бога. Но внезапно вспыхнувшая любовь, как божественное повеление, оглушила и поставила его на колени. Если свою любовь Маяковский считает божественным даром, то мужа Брик – посланцем Сатана («если… перекрестить, …издымится мясо дьявола»).

Поэт пытается отречься и забыть о женщине, но это ему не удается. Невыносимая ревность приводит его в отчаяние, единственно возможный выход он видит только в смерти («скоро сдохну»). Маяковский даже забывает о своем атеизме. В качестве последнего средства он обращается с мольбой к Богу. Автор призывает «всевышнего инквизитора» ждать его скорого прибытия и готовить нечеловеческие пытки. Он согласен безмолвно вынести все мучения и страдания, лишь бы избавиться от них в земной жизни.

Маяковский отрекается от прежних убеждений, направленных против любви. Он понимает, что она лежит в основе всех поступков людей. Участники Первой мировой войны, несмотря на всю их жестокость и хладнокровие, умирают с именем и образом любимых женщин. Это придает их последним минутам смысл и наполняет сердца счастьем. Поэт считает, что его чувство глубже и сильнее всех остальных. Используя яркие образы и сравнения, он изображает неразрывную связь между собой и любимой женщиной («тебя вцелую сквозь туманы», «разлился Сеной», «твое личико на… золоте моих монет»).

Маяковский описывает и одно из холодных свиданий с Л. Брик, которое прервано приходом мужа. Современники утверждали, что поэт сам устраивал женщине скандалы. Возможно, в стихотворении звучат его реальные слова: «Хорошо! Уйду! Хорошо!».

Поэт в ярости покидает супругов и направляется домой, пытаясь выплеснуть отчаяние в стихах. Творчество остается для него единственным средством, которым он может привлечь к себе любимую. Несмотря на сложные взаимоотношения, Л. Брик действительно уважала произведения Маяковского.

«Флейта-позвоночник» — одно из первых стихотворений Маяковского в жанре любовной лирики. Страдания поэта длились всю его жизнь и закончились предсказанным очень давно самоубийством.

Источник

Пролог

Все чаще думаю –
не поставить ли лучше
точку пули в своем конце.
Сегодня я
на всякий случай
даю прощальный концерт.

Версты улиц взмахами шагов мну.
Куда уйду я, этот ад тая!
Какому небесному Гофману
выдумалась ты, проклятая?!

Мне,
чудотворцу всего, что празднично,
самому на праздник выйти не с кем.
Возьму сейчас и грохнусь навзничь
и голову вымозжу каменным Невским!
Вот я богохулил.
Орал, что бога нет,
а бог такую из пекловых глубин,
что перед ней гора заволнуется и дрогнет,
вывел и велел:
люби!
Бог доволен.
Под небом в круче
измученный человек одичал и вымер.
Бог потирает ладони ручек.
Думает бог:
погоди, Владимир!
Это ему, ему же,
чтоб не догадался, кто ты,
выдумалось дать тебе настоящего мужа
и на рояль положить человечьи ноты.
Если вдруг подкрасться к двери спаленной,
перекрестить над вами стёганье одеялово,
знаю –
запахнет шерстью паленной,
и серой издымится мясо дьявола.
А я вместо этого до утра раннего
в ужасе, что тебя любить увели,
метался
и крики в строчки выгранивал,
уже наполовину сумасшедший ювелир.
В карты бы играть!
В вино
выполоскать горло сердцу изоханному.

Не надо тебя!
Не хочу!
Все равно
я знаю,
я скоро сдохну.

Если правда, что есть ты,
боже,
боже мой,
если звезд ковер тобою выткан,
если этой боли,
ежедневно множимой,
тобой ниспослана, господи, пытка,
судейскую цепь надень.
Жди моего визита.
Я аккуратный,
не замедлю ни на день.
Слушай,
всевышний инквизитор!
Рот зажму.
Крик ни один им
не выпущу из искусанных губ я.
Привяжи меня к кометам, как к хвостам
лошадиным,
и вымчи,
рвя о звездные зубья.
Или вот что:
когда душа моя выселится,
выйдет на суд твой,
выхмурясь тупенько,
ты,
Млечный Путь перекинув виселицей,
возьми и вздерни меня, преступника.
Делай что хочешь.
Хочешь, четвертуй.
Я сам тебе, праведный, руки вымою.
Только –
слышишь! –
убери проклятую ту,
которую сделал моей любимою!

Радостью покрою рев
скопа
забывших о доме и уюте.
Люди,
слушайте!
Вылезьте из окопов.
После довоюете.
Даже если,
от крови качающийся, как Бахус,
пьяный бой идет –
слова любви и тогда не ветхи.
Милые немцы!
Я знаю,
на губах у вас
гётевская Гретхен.
Француз,
улыбаясь, на штыке мрет,
с улыбкой разбивается подстреленный авиатор,
если вспомнят
в поцелуе рот
твой, Травиата.

Будешь за море отдана,
спрячешься у ночи в норе –
я в тебя вцелую сквозь туманы Лондона
огненные губы фонарей.

В зное пустыни вытянешь караваны,
где львы начеку,-
тебе
под пылью, ветром рваной,
положу Сахарой горящую щеку.
Улыбку в губы вложишь,
смотришь –
тореадор хорош как!
И вдруг я
ревность метну в ложи
мрущим глазом быка.

Вынесешь на мост шаг рассеянный –
думать,
хорошо внизу бы.
Это я
под мостом разлился Сеной,
зову,
скалю гнилые зубы.
С другим зажгешь в огне рысаков
Стрелку или Сокольники.

Это я, взобравшись туда высоко,
луной томлю, ждущий и голенький.
Сильный,
понадоблюсь им я –
велят:
себя на войне убей!
Последним будет
твое имя,
запекшееся на выдранной ядром губе.

Короной кончу?
Святой Еленой?
Буре жизни оседлав валы,
я – равный кандидат
и на царя вселенной,
и на
кандалы.

Быть царем назначено мне –
твое личико
на солнечном золоте моих монет
велю народу:
вычекань!
А там,
где тундрой мир вылинял,
где с северным ветром ведет река торги,-
на цепь нацарапаю имя Лилино
и цепь исцелую во мраке каторги.
Слушайте ж, забывшие, что небо голубо,
выщетинившиеся,
звери точно!
Это, может быть,
последняя в мире любовь
вызарилась румянцем чахоточного.

Сегодня, только вошел к вам,
почувствовал –
в доме неладно.
Ты что-то таила в шелковом платье,
и ширился в воздухе запах ладана.
Рада?
Холодное
«очень».
Смятеньем разбита разума ограда.
Я отчаянье громозжу, горящ и лихорадочен.
Послушай,
все равно
не спрячешь трупа.
Страшное слово на голову лавь!
Все равно
твой каждый мускул
как в рупор
трубит:
умерла, умерла, умерла!
Нет,
ответь.
Не лги!
(Как я такой уйду назад?)

Ямами двух могил
вырылись в лице твоем глаза.

Губы дала.
Как ты груба ими.
Прикоснулся и остыл.
Будто целую покаянными губами
в холодных скалах высеченный монастырь.
Захлопали
двери.
Вошел он,
весельем улиц орошен.
Я
как надвое раскололся в вопле,
Крикнул ему:
«Хорошо!
Уйду!
Хорошо!
Твоя останется.
Тряпок нашей ей,
робкие крылья в шелках зажирели б.
Смотри, не уплыла б.
Камнем на шее
навесь жене жемчуга ожерелий!»

Ох, эта
ночь!
Отчаянье стягивал туже и туже сам.
От плача моего и хохота
морда комнаты выкосилась ужасом.

Вызолачивайтесь в солнце, цветы и травы!
Весеньтесь жизни всех стихий!
Я хочу одной отравы –
пить и пить стихи.

В праздник красьте сегодняшнее число.
Творись,
распятью равная магия.
Видите –
гвоздями слов
прибит к бумаге я.

Дата создания: 1915 г.

Знакомство с Лилей Брик полностью изменило жизнь поэта Владимира Маяковского. Внешне он оставался все тем же дерзким молодым человеком, который писал резкие стихи и с иронией читал их любопытной публике. Однако сердце поэта разрывалось от неразделенного чувства к женщине, которая принадлежала другому.

Впрочем, в начале 20 века нравы в богемной среде царили довольно свободные, и начинающая журналистка Лиля Брик легко завязывала романы с мужчинами несмотря на то, что состояла в браке. Владимир Маяковский, попав в поле ее зрения, не стал исключением, и очень скоро она попросту вскружила ему голову. Однако то, что для этой женщины оказалось сиюминутным увлечением, для поэта переросло в большое и сильное чувство, с которым он безуспешно пытался бороться на протяжение 15 лет. В итоге, устав делить любимую с другими, Маяковский предпочел уйти из жизни.

Правда, сделать это он хотел гораздо раньше, еще в 1915 году, когда только познакомился с Лилей Брик, стал ее любовником и предложил этой женщине уйти от мужа, чтобы связать себя с ней узами брака. Однако получил решительный и категорический отказ. В итоге родилась поэма «Флейта-позвоночник», в которой поэт буквально выворачивает свою душу перед читателями, так как мысленно готовится к самоубийству. Об этом свидетельствует и это лирическое произведение, в котором автор спрашивает сам себя: «Не поставить ли точку пули в своем конце». Посчитав, что это он всегда успеет сделать, Маяковский создает поэму, которая является одним из наиболее ярких лирических произведений этого автора, которое он именует «прощальным концертом» и предупреждает публику: «Сегодня я буду играть на флейте. На собственном позвоночнике».

Поэт признается, что он стал другим, и это вызывает у него весьма странные ощущения. Если раньше Маяковский считал себя человеком-праздником, который привык дарить людям радость, то теперь он признается, что теперь ему «самому на праздник выйти не с кем». Это означает, что поэт по-прежнему одинок, хотя его роман с Лилей Брик в самом разгаре. Однако автор понимает, что подобные взаимоотношения его не устраивают, он хочет всегда быть с любимым человеком, но изменить что-то не в его силах. Стоит также отметить, что в поэме «Флейта-позвоночник» Маяковский впервые затрагивает тему своего отношения к Богу. Мир катится в пропасть, и поэт находится в первых рядах тех, кто отвергает абсолютно любые догмы, тем самым, отказываясь от религиозных мировоззрений, которые формировались в русском обществе веками. Поэтому автор признается, что «вот я богохулил, орал, что бога нет». Однако в ответ на это получил чудесный дар любви, которым, к сожалению, не знает, как распорядиться. Маяковский попросту оказался не готов к тому, что может испытать столь сильное и всепоглощающее чувство, которое, к тому же, не будет взаимным. При этом поэт считает, что именно дьяволу, а не Богу, пришла идея дать Лиле Брик мужа. И безумное чувство ревности, которое испытывает Маяковский, когда «тебя любить увели», также заслуга лукавого. Однако у поэта нет сил и желания уповать на Божью милость. «Я знаю, я скоро сдохну!», – заявляет поэт. Он готов к этому и рад предстать перед судом Всевышнего, моля его лишь об одном: «Убери проклятую ту, которую сделал моей любимой!».

Холодная, «как гранит», равнодушная и даже надменная, Лиля Брик воспринимает Маяковского, как большого ребенка, не подозревая о том, что каждым своим словом причиняет ему нестерпимую боль. Ему лишь остается посвящать возлюбленной стихи, которые автор словно бы вырывает из души, так как «больше я, может быть, ничего не придумаю».

Источник