Операции на позвоночник в амурской области

Об успехах амурской нейрохирургии, врачах-роботах и Жанне Фриске

13.07.2015, 07:52Здоровье

Всего две недели было самому маленькому пациенту отделения нейрохирургии Амурской областной клинической больницы (АОКБ), где проводятся операции на головном и спинном мозге, позвоночнике и на периферической нервной системе. В год здесь проходят лечение более тысячи амурчан.  Корреспондент АП встретился с главным нейрохирургом области, заведующим отделением нейрохирургии АОКБ Эдуардом Хасаншиным и узнал, с какими проблемами сталкиваются опытные врачи сегодня и какие планы строят на завтра, почему им не нужны врачи-роботы и можно ли было спасти Жанну Фриске.

ТекстФото 2

 — Эдуард Минорович, недавно вы приняли участие в двух всероссийских съездах нейрохирургов. Что для себя нового открыли? 

— Первый — это съезд хирургов-вертебрологов, оперирующих позвоночник, который проходил в Краснодаре, а второй —  съезд нейрохирургов в Казани. После увиденного и услышанного я сделал вывод: амурская нейрохирургия однозначно в первых рядах! В частности, по разнообразию различных инноваций и методик, которые применяем. Например, мы можем делать как малоинвазивные, пункционные, то есть операции без разрезов, так и большие — тот же грудопоясничный переход, когда доступ идет через всю грудную клетку, затрагивая брюшную полость. 

—  Какое место мы занимаем на Дальнем Востоке? 

— По хирургической активности — вторые после Сахалина. У нас оперируется 62 процента больных. Даже Хабаровск и Приморский край идут после. 74 операции в год приходится на одного нейрохирурга областной больницы, но это усредненный показатель. Например, я в прошлом году прооперировал 210 человек. Всего же у нас 10 нейрохирургов, четыре из них проработали больше десяти лет в профессии. По сравнению с другими дальневосточными регионами у нас ниже и послеоперационная летальность. 

— Чем могут удивить амурские нейрохирурги? 

— Обозначился интересный факт: все, о чем мы говорили весь последний год здесь, в Приамурье, нашло подтверждение у наших западных коллег. В частности, то, что при операциях на позвоночнике мы должны учитывать биомеханические и физиологические его особенности, мышечный и связочный аппараты. Для того чтобы улучшить эффект от лечения, надо в хирургии применять принципы остеопатии. И так оперировать и стабилизировать позвонки, чтобы позвоночник сохранял все свои естественные изгибы и углы — в шейном, грудном и поясничном отделах. Тогда у человека не будет возникать синдрома оперированного позвоночника. К слову сказать, к этим мыслям я пришел после двухнедельной стажировки в частной клинике у доктора Грегори Островски в Германии. Мы совместно выполнили 18 операций. 

—  Когда в Приамурье появится медицинская робототехника? 

— На сегодняшний день мы вполне можем без нее обходиться. Московский институт имени Бурденко на съезде вертебрологов докладывал, что они на протяжении определенного времени использовали при операциях на позвоночнике спинального робота. Выяснилось, что полученный результат практически не отличался от того, который дают традиционные операции. Так зачем нам нести затраты на спинального робота, наукоемкие и энергоемкие технологии, если результат получается такой, как если бы оперировал хороший хирург? Техническое оснащение все-таки имеет свои пределы, нельзя недооценивать интеллект и руки человека. 

—  Чего нам не хватает сегодня? 

— Нам необходим нейрофизиологический мониторинг, который позволяет контролировать различные проводные пути нервной системы человека во время хирургического вмешательства и наркоза. Например, оперируя какой-то участок головного мозга, я всегда рискую. Ведь речь идет о миллиметрах: три миллиметра вправо — моторная зона, отвечающая за речь человека. Если она повредится, то человек впоследствии онемеет. А ошибешься чуть ниже или выше — перестанет понимать обращенную к нему речь. И для этого существует специальный нейрофизиологический мониторинг, когда, раздражая какую-то точечную зону, можно проверить, за что она отвечает. Хотя пациенты проходят тщательное дооперационное обследование, и клинически мы знаем, на что воздействует та или иная опухоль, но нам бы хотелось дополнительно подстраховаться. А в сложных экономических условиях непросто найти 3—7 миллионов рублей на покупку данного оборудования. 

— Расскажите о специфике вашей работы. 

— Мы оперируем и взрослых, и детей. Самому маленькому нашему пациенту, которого оперировали пару лет назад, было всего две недели. Диагноз «гидроцефалия», малыш недоношенный, высокий риск. Мы поставили ему вентрикуло-перитонеальный шунт, по которому осуществляется сброс лишней спинномозговой жидкости из головы в полость живота (она всасывается в животе и выводится с мочой). Прогноз в таких случаях хороший, в год мы оперируем 15—20 детей с такой патологией. 

— Почему тогда наши люди едут за границу, чтобы бороться с онкозаболеванием? 

— На самом деле таких людей единицы, поэтому они на слуху. А мы в год оперируем 100 пациентов с опухолями головного мозга — доброкачественными и злокачественными. Кстати, объем хирургической помощи, который оказывается за границей, адекватен нашему. Другое дело, что бытовые условия там лучше, уход, внимание. Но это стоит больших денег. У нас был случай: мы поставили пациенту онкодиагноз, но он не стал оперироваться здесь, а поехал в Израиль. Там у него ущипнули опухоль на гистологию и отправили сюда. По сути, ничего не сделали, а он заплатил 1,5 миллиона рублей. Они знали, что человек умирает, и отправили его домой. Он прожил около недели после возвращения. Мы дважды сталкивались с тем, что зарубежные клиники просто зарабатывают деньги на чужой беде. 

— Говорят, что основной процент черепно-мозговых травм составляет «бытовуха». 

— По черепно-мозговой травме в Амурской области в свое время я защищал диссертацию. 65 процентов — это, действительно, бытовые травмы: драки, ссоры, падение человека с высоты или предметов на голову. А только потом идут ДТП. 

— А чудеса бывали в вашей практике? 

— Я не видел ни одного человека за 25 лет врачебной практики, который при полном разрыве спинного мозга встал и пошел. С другой стороны, можно назвать чудом результаты наших некоторых операций. Недавно мы 10 часов оперировали женщину с гигантской опухолью мозга в межполушарной щели, в самом центре головы. Сделали трепанацию с обеих сторон и полностью удалили опухоль. Причем опухоль воздействовала непосредственно на функционально важные зоны, отвечающие за движение рук, ног, языка. Операция прошла хорошо. Сейчас пациентка полностью сохранна. Через два дня она уже ходила по коридору отделения.     

— Вы даете прогнозы своим пациентам? 

— Обычно родственники спрашивают: «Сколько ему осталось?», чтобы подготовиться. Но я не люблю давать прогнозы. Ну кто может знать, сколько нам дано прожить?! Бывает, человек приходит на своих ногах в наше отделение, а потом у него случается тромбоэмболия —  и мгновенная смерть. Либо, наоборот, привозят в коме, а он через неделю в сознание пришел, а через месяц ушел на реабилитацию своими ногами. Хотя, когда поступал, многие думали, что нежизнеспособен. 

Вообще, когда я был молодым врачом, одному пациенту поставили диагноз «рак мозга» и сказали родным, что осталась одна-две недели. А спустя 11 лет я его увидел живым и невредимым. Но это не чудо, а гистологическая ошибка. Потому что в то время уровень диагностики был ниже. Кстати, в областной больнице планируется усовершенствование отделения патанатомии, а значит, будут еще более точными диагнозы. 

СПАСТИ ЖАННУ ФРИСКЕ БЫЛО НЕВОЗМОЖНО 

— У всех на устах смерть певицы Жанны Фриске. Ее действительно нельзя было спасти? 

— К сожалению, нет. Злокачественные опухоли головного мозга практически бесперспективны. Продолжительность жизни человека при них — от нескольких недель до нескольких месяцев и лет. Есть четыре степени злокачественности, скорее всего, у нее была опухоль с высокой степенью злокачественности. У меня были пациенты, которых я оперировал несколько раз по поводу опухоли головного мозга. Она тоже была злокачественной, но некоторые из них прожили восемь лет. Поэтому руки нельзя опускать. К сожалению, никто достоверно не знает, когда и почему опухоли возникают, это связано со снижением иммунитета. Они проявляют себя, когда становятся больших размеров. 

Статистика отделения нейрохирургии АОКБ 

1 095 пациентов пролечили в отделении в 2014 году, среди них:

587 —  мужчины,  508 — женщины,  59 —  несовершеннолетние

 71,4 % — горожане, 28,6 % — сельчане 

722 операции сделали в прошлом году, из них 22 — детям 

317 пациентов с черепно-мозговой травмой 

778 пациентов обратились с заболеваниями нервной системы 

392 человека прооперировали экстренно 

4,2 % составила смертность по отделению в прошлом году, или 46 человек; детей среди них нет.

Возрастная категория материалов: 18+

• Лариса Маковецкая

• Амурская правда
  от 10.07.2015

Материалы по теме

Отзывы